ДЕСЯТЫЙ ГОЛОД

Глава вторая. ПЕРГАМЕНТ

Скрывать мне нечего, я не за этим сюда пришел, я все расскажу по порядку.

Из Бухары я — я в Бухаре родился! Учился и жил в медресе. Но Бог свидетель, Бог моего отца и Бог ребе Вандала, всегда оставался евреем - евреем Иешуа. И даже больше скажу - слыл в медресе сионистом, пугалом. Там же выучил и арабский. А как же иначе я получил бы доступ в Китаб Аль-Байян, где хранятся древние свитки, инкунабулы и пер-гаменты? Для чего, скажите, принял презрение со стороны друзей, знакомых, изменив вере отцов? Но это уже другая тема — муки моей души в ту пору...

В том сброде, именуемом мулло-бачами медресе СамАни, было полно иностранцев, все, как один, - мутные аван­тюристы... Помню преподавателей, всех этих казиев, муфти­ев, мударрисов - в чалмах и с жидкими бороденками чуть ли не в локоть. Был в медресе и художник из русских, Ни­колаев фамилия, нареченный Хилал Дауд, помню его карти­ны: купола, базары и минареты. Он говорил мне, что древ­няя Бухара и вообще весь колорит Средней Азии настоль­ко пленили его, что стать он решил мусульманином.

Гнусная паучья банка! Кто мне поверит, что я находился там с тайной, великой целью, кому излить свою душу?

Ислам я постиг прилично, но сантиментов к нему не питаю. Я так и сказал однажды ребе Вандалу, что все каноны этой религии — как бы искаженный слепок с иудаизма.

— А хочешь знать, почему Всевышний дал нам Тору чуть ли не в небе? Почему не на ровном месте, а на высокой горе? - и ответил мне ребе: — Чтобы Тору постичь, надо возвыситься духом, устремленным к небу всею душой надо быть... Ишмаэля же дети свое учение из колодца добыли, через коварство и кровь к тому же!

И рассказал мне такую историю, что шейх один, весьма умный и предприимчивый, тот самый, кто объявил себя впоследствии пророком Мухаммадом и посланцем Аллаха, дер­жал у себя ученым секретарем одного еврея. Был тот еврей образован в Торе, Талмуде и Агаде, и предложил ему шейх однажды сесть и изложить основы своей религии - иудаиз­ма, изложить доступно. Заполучив рукопись, шейх заперся на долгое время, основательно все перекроил, и вышла кни­га, названная впоследствии Коран. Был Мухаммад челове­ком неглупым, стал он думать, как бы народу книгу пере­дать, чтобы чудо было, иначе кто же поверит? И обратился к народу с призывом собраться всем у колодца. Дескать, минувшей ночью был ему сон, где Аллах сказал, что дает арабам новую веру, и выйдет она из колодца - истинная вера! Пусть лишь Мухаммад опустит в колодец веревку... И было: собрался народ, и опустили веревку, и достали от­туда Коран. "А теперь, — воскликнул Мухаммад, - берите камни и кидайте в колодец, такова воля Аллаха!" И срав­няли колодец с землей, и никто не заметил, что с этого дня пропал ученый еврей, как никто и не знал, что накану­не "чуда с Кораном" шейх попросил своего еврея о малень­ком одолжении: залезть в колодец и в нужный момент при­вязать к веревке книгу.

Часами сижу над своим пергаментом, он помогает мне многое вспомнить - Бухару, медресе, ребе Вандала, все наши странствия по преисподней. Мне доставляет особое наслаждение его рифмованная проза, дивные выражения в каждой строке, никем не расшифрованные намеки особого стиля.

"...Я побывал в святом городе Мекка, совершив хадж под землей. Я пил за общественный счет похлебку, а в Иерусалиме едал хлеб с горохом. В Хевроне я был гостем отца Ибрагима, друга Аллаха, Я шел пещерами и часто терял дорогу, бывал истинно благочестив, а иногда случалось и есть запретное. В пещерах Ливана я водил дружбу с отшельниками. Случалось — владел рабом, а случалось и сам таскал на себе корзину Я подвергался опасности сгинуть, мой путь пересекали разбойники, меня заключали в тюрьмы, пытали меня как шпиона. Я видел, как руммы воюют на своих гале­рах и слышал, как христиане колотят ночами в било. Я по­купал воду за дорогую цену и испытал на себе искусство срезания кошельков — проделки мошенников, меня донима­ли негодяи, они доносили на меня правителям. Я шел пеще­рами и выходил к людям, и люди звали меня тридцатью шестью именами. Ко мне обращались: бухарец, сириец, хо-росанец, магрибинец, мусульманин, чтец Корана, законо­вед, святой, отшельник, аскет, паломник, купец, настави-тель, проповедник, чужестранец, багдадец, ханифит, нани­матель, правовед, ученик, учитель, знаток, шейх, ездок, посланец!"

Пергамент "Мусанна" — он составлен чуть ли не тысячу лет назад, когда мир был ликом своим глух и дик. Я читаю его, и моя убитая память помаленьку оживает. Звучат забытые голоса, вижу далекие образы и видения — откуда они, почему мерещатся? А мой пергамент мне будто бы отвечает: "Кто углубляется под землю, теми овладевают грубость, глупость и животные страсти, по мере же удаления вглубь и вдаль они все сильней, все цепче..."

Вот и карта, по которой мы шли! Черная жирная тушь змеится вдоль городов — Мерв, Нишапур, Рей... Частью — под небом, где обитают свирепые племена, "кладут голову путника на камень и разбивают, точно змее, ибо убийство с изощренными пытками - вот их наслаждение!" Но большей частью — меж скал и ущелий, тайными лазами и пеще­рами, провалами и звериными ходами.

Пишет в пергаменте составитель: "Упомянул я столько, чтобы заглянувший сюда узнал - сей путь не выдуман, не сочинен, не плод моего воображения: я сам испытал все это, я составил пергамент с удобством!"

И в самом деле — бесконечные пояснения! И сколько парсангов от перехода до перехода, и где имеются родники, ручьи и озерца, где вода ядовита, и пить эту воду нельзя — она сочится из недр, начиненных серой либо аммиаком. Где искать съедобные травы и коренья. Где ютятся дикие пче­лы и жирные голуби, где съедобна земля. А еще рекоменду­ет пергамент искать серебро и мыть на отвалах золото, ис­кать по берегам жемчужницы. Или вдруг пергамент реко­мендует купить наложницу и обменять в другом месте на евнуха, или сокола для охоты, но ни в коем случае не ид­ти с караванами. Караванщики чинят блуд и насилие, идти с ними - подвергать свою душу смертному искушению: каждого путника они склоняют к сожительству — все караванщики...

Мне самому не верится, что так мы и шли! Читаю, и сам не знаю, что я ищу, что так мучительно щемит мне душу?

"...Десять посещений святыни Юнеса в Нинвее равны одному хаджу в Мекку! Десять посещений мечети Омара в Эль-Кудсе равны одному хаджу в Мекку! Десять посещений усыпальницы отца Ибрагима в Хевроне равны одному хаджу в Мекку! Малодушный же подобен камню в устье колодца — он сам воду не пьет и на поля ее не пускает. Ма­лодушный подобен побеленному надгробию: снаружи он весь бел, зато внутри полон мертвых костей. Не страшись свирепых разбойников и не бойся демонов подземелья, будь дерзок, как тигр, и смел, как лев! Тогда и Ефрат ты заставишь течь сквозь игольное ушко, а взгляду твоему, устрем­ленному вдаль, любые страхи покажутся мелкими. Смело ступай под землю, бери свой молитвенный коврик — и иди! И тогда одежда, в которой ты не грешил, никогда на тебе не истлеет, а обувь, в которой ты не ступал в общество не­годяев, - на тебе не развалится!"

Нет, никогда мне уже не вспомнить, как мы сошли под землю и сколько наш путь продолжался: годы, месяц, век? В том и заключается все коварство пещер — никогда не помнишь, сколько вас было и сколько времени шли, не помнишь — где вышли. Мои спутники странным образом исчезали, обезумев от беспрерывных галлюцинаций, и вот теперь они превратились в мои собственные галлюцинации, и их могилы ищу я, и сразу натыкаюсь на интересное место. Оно меня взволновало: "Судьба не пошлет тебе две смерти! Та, что тебе предназначена, - ею умрешь. Те, кто умирают в пути, на лбу у них проступает надпись. "Это воз­любленный мой, умерщвленный мною!" Птицы стаей сле­тятся к усопшему и осенят его крыльями, и тени в белых и голубых одеждах окружат его могилу".

Это место меня смущает, никак я его не пойму. Не может быть, чтобы ребе умер, что где-то мертвый лежит! Я вспомнил, как глубоко под землей мы вдруг увидали вереницу бестелесных фигур. Они плыли мимо в жутком фосфорическом свете, а я воскликнул испуганно: "Ребе, что это, ребе?"

Души евреев, сказал он спокойно. — Где бы еврей ни умер, его душа идет в Иерусалим, ибо в день Воскрешения мертвых там вострубят в трубы, и каждый будет судим.

А если так, то все они здесь, все мои спутники! Мне только надо их встретить, а где их встретить - уж я это знаю.