ЭЛИ ЛЮКСЕМБУРГ

   Критика 

Леонид Коган
– Отрывок из книги

Значительным событием в израильской русскоязычной литературе (конечно же и в творчестве Э. Люксембурга) был выход романа "Десятый голод". Это своеобразное, захватывающее фабулой и фантастикой, как остросюжетный детектив, произведение, изощренное по форме, но которое модернистским или постмодернистским назвать никак нельзя, и на традиционный детектив оно тоже не похоже. Это "сионистский эпос"; как определил жанр романа автор, "фантастический сюжет, замешанный на мистике". Здесь элементы и детективного жанра, и приключенческого, и фантастика, и мистика... Вот такая жанровая смесь, но в гармоническом сочетании, позволяет квалифицировать роман как новое слово в литературе. X. Венгер справедливо заметил, что он написан (если рассматривать его с точки зрения методики Бабеля) необычно о необычном. Но несмотря на переплетение фантастики и мистики читатель постепенно начинает верить в реальную возможность описываемых событий.

Сюжет романа и сложен и прост: группа евреев из Бухары во главе с Калантаром и ребе Вандалом попыталась через подземные галереи и пропасти, ходами-лабиринтами, о которых они узнали из древнего арабского пергамента, попавшего им в руки и служащего путеводителем, добраться до Иерусалима.

Главный герой романа - Иешуа Калантар. Во имя успеха задуманного похода ему пришлось принять ислам, стать курсантом на базе, где обучали палестинских террористов ремеслу убийц. Он сифилитик, подозревается в убийстве - все это должно убедить начальство в его полнейшей благонадежности. В своем рвении завоевать абсолютное доверие Калантар доходит до того, что в зале, где собрались исламские фанатики в день смерти Насера, срывает его портрет. Он даже осмеливается стрелять из зенитки по советским МИГам. Вот такой он сорвиголова - как не поверить, что он истинный исламский фанатик! По пути в Иерусалим в подземных туннелях гибнет вся группа. В живых остается один Калантар.

Роман предпослан эпиграфом, полным символического смысла и проливающим свет на его содержание: "Вот наступают дни, сказал Господь Бог, когда пошлю Я голод на землю: не безводицу и бесхлебье, а голод внимать словам Господним!" ("Амос", гл. 8, II)

Автор начинает роман с лаконичного пересказа легенды: "Ушел правоверный на хадж в Мекку и не вернулся..." (Такого рода легенды есть немало и в исламе, и в христианстве, и в иудаизме. К тому же Э. Люксембург часто сам создает легенды и притчи). Ушел правоверный и не вернулся. Однажды один бедуин увидел птицу Анку, которая много раз прилетала и бросала на землю куски мяса. "Куски эти сложились, образовав человека". Птица Анка опустилась и стала рвать его на части. Страдалец молил о пощаде - успел только сказать свое имя. "Судьба его будет судьбою тех, кому неизвестна тоска по родине", - пишет автор, герой романа, Иешуа Калантар.

В первой главе "Палата", которую можно назвать и прологом и эпилогом одновременно, потому что в ней говорится и о настоящем, и о событиях, которые произошли и которые произойдут в будущем (таково одно из своеобразий романа), описана больничная обстановка. Палата напоминает Калантару пещеру, из которой он вышел. Его опекают врачи. Он то в глубоком обморочном сне, то во власти мучительных галлюцинаций. Случаются и приступы бешенства.

На столе, рядом с его кроватью, лежит пергамент "Мусанна" и кусок базальта, который вызвал недоумение у ребе Вандала. И он как бы невзначай оброняет загадочную, фразу: "... если кто-то дойдет до Иерусалима, непременно покажет его тамошним каббалистам".

Состояние Калантара пытается объяснить наблюдающий за ним Доктор Ашер, и в то же время по какой-то таинственной причине он упорно домогается пергамента, который Калантар ему не отдает.

Интерес представляет занимательная история Калантара. Он не изменил вере отцов, но в связи с задуманным планом вынужден был стать мусульманином. Он учился в медресе, постиг ислам. И все это ради того, чтоб проникнуть в хранилище древних свитков и пергаментов.

О существовании пергамента "Мусанна" Калантар узнал от мусульманина Фархада, который вместе с ним оказался в советской тюрьме. И о ребе Вандале он узнал от Фархада, который в свою очередь о ребе рассказал Хилал Дауд.

Ребе Вандал во время войны находился в немецком лагере смерти. Случилось чудо: советская танковая часть освободила евреев, которые в это утро должны были быть уничтожены.

Однажды Калантар сказал ребе Вандалу, что ислам - это искаженный слепок иудаизма. И далее следует придуманная автором еще одна легенда - повествование о том, как один шейх, впоследствии ставший пророком Мухаммадом, создал по рассказам одного еврея об иудаизме книгу, исказив смысл иудаизма, и назвал ее Кораном.

Он объявил людям, что Аллах дает им новую веру. А колодец, из которого была извлечена книга и где по просбе Мухаммада находился тот самый еврей, привязавший книгу к веревке, был за-вален камнями. Так появился Коран и исчез еврей.

Из пергамента "Мусанна" Калантару известна была история одного правоверного, совершившего хадж в Мекку под землей.

Калантар в минуты просветления вспоминает, как он и его спутники шли по подземным пещерам, но не помнит, сколько они шли - месяц, годы, век. И не может вспомнить, каким образом исчезали его спутники.

В пергаменте содержатся мифы из арабского народного эпоса и из мусульманской религии. Он многому научил Калантара. Не только картой, имевшемся в пергаменте, воспользовался Калантар, но и опытом тех, кто совершал подземные переходы.

Все, что произошло по пути в Иерусалим, в пещерах и подземных ходах Калантар вспоминает, находясь в больничной палате под присмотром врачей и спецслужб, которые подозревают его в том, что он заслан в Израиль советской разведкой.

Таков вкратце сюжет романа, а композиция построена таким образом, что обо всех событиях мы узнаем из рассказов смертельно больного Калантара.

Важной составной частью романа является последняя глава -"Документы". Она содержит документальнье материалы в виде заключения доктора Ашера, докладной записки младшего лейтенанта Кланы Случ, итогового отчета майора Ашера (видимо, того же доктора) и доклада Зхария Бибаса, который он сделал на коллегии Института Каббалы. Это четыре мнения четырех персонажей, в той или иной мере соприкасавшихся с Калантаром.

Глава с научным заголовком "Документы" должна по замыслу автора убедить читателя, что описанные события - не выдумка, не фантазия, а реальность. В художественном отношении замысел вполне оправдан. Но глава может восприниматься и как своеобразный эпилог или как приложение к роману. К тому же в нем рассказывается о гибели Калантара и о том, как это произошло.

Доктор Ашер с чиновничьим равнодушием дает характеристику физического и психического состояния Калантара - указывает, что он страдал расстройством речи, слуха, что он "надышался в пещерах урановой пылью", и это стало следствием его тяжелого заболевания. Но язв на теле погибшего Калантара, которые могли бы свидетельствовать о сифилисе, не было обнаружено.

Докладная записка Иланы Случ пронизана болью и чувством вины. Она выразила свое возмущение применением органами безопасности недозволенных методов в процессе следствия по делу Калантара. Она признает, что питала к больному сильные чувства. Не подвергая сомнению реальность подземного перехода Калантара и его спутников, погибших в пути, но и не опровергая его, она пишет, что все участники этого похода "стали ей как бы родными".

Майор Ашер в итоговом отчете пишет, что "операция Голгофа" (таково кодовое название, данное спецслужбами) была осуществлена советским КГБ, что пергамент - подделка, а Хилал Дауд -офицер советской разведки, и что всему этому есть неопровержимые доказательства.

В докладе, который составил и прочел Зхария Бибас на коллегии Института Каббалы, указывается, что тысячу лет назад по мусульманскому летоисчислению, "накануне седьмого голода" (рав Бен-Далион ошибочно вычислил, что это голод десятый - от сюда и название романа) и времена Геулы приближаются, сделал попытку пройти с группой евреев подземными ходами по составленному им пергаменту в Иерусалим, но в дороге все погибли.

Итак, сифилисом Калантар не болел, четыре персонажа высказали свое мнение о Калантаре и о его спутниках. Четыре! Могло быть, скажем, пять. Но представлено только четыре протокола. Случайность это или цифра "четыре" содержит символический смысл?

Первой на роман Э. Люксембурга откликнулась М.Каганская.

Видимо, М. Каганская не дочитала роман до конца или сознательно умолчала о том, что Калантар, как выяснилось, не был сифилитиком и, ухватившись за "язвочку", обнаруженную на своем теле Калантаром, находившемся в состоянии галлюцинаций, дает этому сногсшибательное толкование. "Медицинский символ сифилиса - крест", - пишет она. Пять крестов - это уже стадия неизлечимая: с летальным исходом. Таким образом путь в Иерусалим - "это крестный ход". Возлюбленную Калантара зовут Мирьям (Мария) -так звали Магдалину, которая по Новому завету сопровождала Христа. (Мирьям в подземельях тоже сопровождает Калантара). И еще на одно обстоятельство обращает внимание М.Каганская: роман завершается четырьмя протоколами, в которых описаны четыре версии происходящего, что, как пишет она, "соответствует четырем каноническим евангелиям". А что это именно так, свидетельствует, по мнению М. Каганской, имя героя – Иешуа, то есть Иисус. Ну конечно же Христос.

Видимо, М. Каганская хорошо знакома с Евангелием и довольно поверхностно с Торой. Неужели ей неведомо как много евреев древности носили имя Иешуа! Иешуа бен Нун, Иешуа бен Прахия, Иешуа бен Ханания, Иешуа бен Гамла... А для М.Каганской существует только один Иешуа - Христос.

О том, как она искаженно представляет себе смысл романа, свидетельствует ее фраза: "... Израиль - как некое зарытое сокровище - в высшем смысле недостижим". А ведь ей известно, что верующий Э. Люксембург непоколебимо убежден в том, что все евреи галута воссоединятся на своей исторической родине.

"Подземные пещеры, опасное и губительное земное лоно", -это, как пишет М. Каганская, символ, значение которого якобы "прозрачно истолковано внутри самого романа: "алия" через ериду". Эти слова М. Каганская воспринимает как "восхождение через падение", что считается и в христианстве и в иудаизме ересью. Вывод напрашивается сам собой. Уж очень неуклюже выглядит попытка М. Каганскож втиснуть роиан 3. Люксембурга в христианские каноны.

Безудержная фантазия М. Каганской поражает. Она упрекает писателя в том, что он, осознавая (!), "пустился в опасную авантюру". Это Э.Люксембург "пустился в опасную авантюру"? А как расценить такого рода фразы М.Каганской: "... путь героя в Иерусалим - это крестный ход", "четыре версии происшедшего соответствуют четырем каноническим евангелиям"? Выходит, Э. Люксембург написал закодированный роман для заблудших евреев с целью вернуть их в лоно истинной христианской веры?

Оценка произведения конечно же может быть разной. Каждый волен понимать произведение по-своему, вкладывать в него свой смысл. Но существуют правила - мера дозволенности. Например, нельзя приписывать автору рецензируемого произведения то, чего в произведении нет.

Надо полагать, что М. Каганская искренна, когда пишет, что Э. Люксембурга "мы все знаем как несокрушимого религиозного еврея". Если это так, то негоже возводить на писателя напраслину И как это не прискорбно, оценка романа в интерпретации М.Каганской может быть "прозрачно истолкована" так: роман написан христианским миссионером.

То, что роман полон "христианской символики и основополагающих моментов христианского мифа", - есть, по мнению М. Каган ской, "решающее доказательство, что перед нами подлинное произведение искусства".

Оказывается, ничего еврейского она в романе не обнаружила. А утверждение, что наличие в нем "христианской символики и моментов христианского мифа" говорят о том, "что перед нами подлинное произведение искусства", вообще вызывает недоумение (трудно согласиться с таким своеобразным критерием художественности).

Если отбросить неверный в корне подход М.Каганской в оценке любых произведений, написанных в традиционной форме (для нее они неприемлемы и претят ее вкусу и пониманию "подлинного искусства"), то роман "Десятый голод" предстанет перед нами совершенно в другом ракурсе.

"Христианская символика и основополагающие моменты христианского мифа" в романе есть, но неизмеримо больше в нем мусульманской символики и моментов мусульманского мифа, которые почему-то не привлекли внимания М.Каганской. Да и не могли привлечь: перед ее глазами были только "крестный ход", "канонические евангелия" и "Иисус".

Удивление вызывает ее обращение к сослагательному наклоненению, которое серьезные критики избегают. "Если бы и впрямь отнестись к роману Люксембурга как к художественному переложению идей религиозной философии, - пишет она, - получился бы... франкизм", сторонники которого, как известно, в конечном итоге перешли в христианство. Это еще одно видение романа - еще одна попытка приписать автору нечто совершенно чуждое ему, вздорное, нелепое.

Э.Люксембург художник, и все эти "моменты", как христианские, так и мусульманские, - это мистика, причем художественная и ни к какой идеологии или вере не имеет отношения. Это непривычная для нас литературная форма, это такое образное мышление, фон - и только. А необычные поступки героев, фантастические и мистические эпизоды, "символика" и "моменты" - все это соответствует не "каноническим евангелиям", а той жанровой смеси, которую придумал автор, что и является основанием называть его роман новаторским.

Видимо, нужно отнестись к высказываниям М. Каганской о романе "Десятый голод" снисходительно. Она ведь не писала рецензию. Доклад, который она прочла на семинаре прозы, опубликовал ж. "22" под названием "Нерусский роман" и был посвящен излюбленной ею теме - о кончине романа как жанра. Она подняла на щит "Роман-покойничек" Анри Волхонского и роман Э. Люксембурга "Десятый голод", которые по ее мнению свидетельствуют о близком конце романа. Жаждущая его смерти, она с горечью пишет, что "роман упорствует в своем нежелании сгинуть". (Около двадцати лет прошло с тех пор, а роман как жанр не сгинул - процветает). Вот эта целеустремленность в своих размышлениях и помешала ей оценить роман Э. Люксембурга по достоинству.

В романе действуют реальные и фантастические персонажи, переплетаются мотивы из иудаизма и ислама, притчи из устной Торы и цитаты из Корана... Автор проявил незаурядные знания национальных традиций, религии и обычаев не только евреев, но и узбеков, и арабов. Отсюда немало узбекских, таджиксих и арабских слов в романе, что тоже придает ему достоверность. В романе все зримо, объемно - даже детали и мелочи: белая борода ребе, клычок у святой распутницы Мирьям, язвочка на животе Калантара... Язык отличается образностью, простотой и ясностью.

В романе много сравнений, параллелизмов. Так, имя одного из главных сподвижников Калантара - Вандал. Имя это избрано автором не случайно. Читателю сразу вспоминается булгаковский Воланд. Но Вандал Э.Люксембурга, в отличие от булгаковского Воланда, творит по дороге добро. Таких параллелизмов с использованием символов из различных религий в романе немало.

Смысл романа ясен и прост - это страстное стремление бухарских евреев попасть на свою историческую родину, и ради этого они готовы были умереть.

Жанр романа можно определить как религиозно-философская притча о неизбежности исхода евреев из галута на свою историческую родину, но с трагическими для них последствиями.

Э. Люксембург вложил в образы Фудыма и Калантара частицу своей души, свое страстное желание во что бы то ни стало попасть в Иерусалим. В рассказе "Боксерская поляна", написанном до репатриации, он пишет: "... голова у меня полна Израилем". Мысли об Израиле его никогда не покидали. "Вы ведь знаете, -говорит он, - что с человеком происходит, когда в него входит Израиль". Свою рвущуюся в Иерусалим душу он передал Фудыму и Калантару, убежденных, что счастье и свободу можно обрести только в Иерусалиме - только на земле своих предков.